фотограф

Николай Никитович был достопримечательностью нашего, воспеваемого мною, околотка деревень родной сторонушки.
Таковой его сделал маленький рост и светлая голова. Рост его был слишком мал, карликовый, не более метра. Работать он не мог, имел инвалидность. Но природная пытливость, непоседливость не давала спокойно, в безделье, проводить время на государственном обеспечении. Жил в деревне с родителями, людьми по всем статьям полноценными. Отец его был фронтовик, инвалид войны. Оба родителя жили обычной жизнью сельских колхозников, в труде и заботах. Конечно, сын-карлик наверняка беспокоил их, и беспокоил с точки зрения устройства в жизни после их ухода из жизни бренной.
Но сам Николай, называемый Колянчиком в деревенском обиходе, этой проблемой вряд ли был озабочен. Кстати, в глаза его так называть никто не осмеливался, потому что в силу достаточного интеллекта Николай был человеком уважаемым, и скорее всего об этой кличке не знал. Из-за уже упомянутой присущей ему непоседливости он без дела не сидел. Все окружающие деревни знали его как фотографа.
Был у него фотоаппарат «Лейка», которым он зарабатывал себе на кусок хлеба. Посадит клиента на стул, настроит аппарат, стоящий на треноге, а сам, забравшись на табурет, моргнет вспышкой и дело сделано. Фотография его работы меня шестнадцатилетнего хранится в моем альбоме.
Поскольку в обычных деревнях бытовых комбинатов не водилось, а до райцентра добираться надо было с рабочим поездом и, с учетом расстояния до станции, поездка занимала весь день, народ к нему тянулся. Власти за такое занятие не преследовали. В те годы любой труд должен был быть общественно-полезным, и занятие чем-либо в личных интересах преследовалось и каралось.
На инвалида же либо рука не поднималась, а может быть, было какое то разрешение.
В его работе был особенный почерк, позволявший много лет спустя узнавать фотографии его работы.
 Создал Николай за свою жизнь деревенскую фотохронику. Снял деревню, разбив на участки, потом склеил и получилась панорама деревни. В каждой деревенской семье была увековечена и  долгие годы хранилась память семейных хроник.
Жизнь заставляла приспосабливаться. Была у него в 50-60 годы обученная овчарка, выделенная как инвалиду. Она была обучена езде, впряженной в санки, на которых восседал хозяин. Он мог ее послать в магазин с сумкой, деньгами и запиской для продавца. И она добросовестно оправдывала доверие. Обученная собака была вторым элементом его известности.
Жизнь вынуждала его к определенным элементам шутовства в своем поведении, но его шутовство было умным, находчивым и к насмешкам не приводило. Наоборот, к его мнению прислушивались.
После смерти родителей переехал жить к сестре в подмосковное Ступино, где я встречался с ним примерно в 2001-2002 году. Созвонившись, зашел повстречаться с земляком. Узнал он меня. Точнее, вспомнил. Обычный прием его в таких случаях был таков:
- Ну где же мне тебя узнать! Ты то, вон, какой вымахал, а я каким был, таким и остался!
Поговорили, вспомнили деревню, посмотрели фотографии, которые для любителя на вес золота. Рассказал он мне, что в жизни его уже хоронили за глаза.
-А нас в деревне два Николая было, говорили про Семенова, а подумали на меня. Тот Николай и я Николай.
Как сейчас стоит у меня в ушах его тонкий умный голос. И нельзя поправить его было в том, что Николаем его никогда за глаза не звали, был он глубоко уважаемым Колянчиком. 
В полном здравии Николай Никитович в 2008 году отпраздновал 80-летие. Основным занятием его в старости стало погружаться в прошлое, разложив на столе фотографии или развернув деревенскую панораму.
Дай бог тебе, хороший человек, еще многих лет жизни!!!